"Трудовая Слава" № 18 (2113) Суббота, 4 мая 2013 года

Дружная семья фронтовиков

Живет на переулке Гайдара скромная дружная семья почтенных седовласых ветеранов-фронтовиков Харченко, которая воспитала двух прекрасных сыновей и дала им высшее образование. В этом году 9 мая они отмечают 65-летие супружеской жизни, с которым их будут поздравлять сыновья, невестки, шесть внуков и три правнука. А познакомились Ася Яковлевна и Андрей Лукич на танцах в Доме культуры в Карелии, где он проходил воинскую службу. Вообще-то, родители назвали ее Анастасией, но Андрей Лукич и друзья называют ее нежно и ласково – Ася.

Комсомолка Ася шестнадцатилетней девчонкой в 1942 году добровольно ушла на фронт. Служила санитаркой в перевязочной и хирургии при передвижном военном госпитале, персонал которого жил в палатках. Перевязывая кровоточащие раны воинам, своими глазами видела те ужасы и человеческие страдания, которые принесла война. Она награждена медалями «За освобождение Заполярья», «За победу над Германией» и многими юбилейными.

Боевую доблесть Андрея Лукича правительство отметило двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны, медалями «За отвагу», «За победу над Германией» и другими. Свою воинскую службу он нес радистом танкового экипажа. Дважды горел в танке и только чудом остался жив.

В мирное послевоенное время, после демобилизации, Андрей Лукич работал комендантом общежития ГПШ №1 в поселке Желтая Река. А куда иголка, туда и нитка, поэтому и Ася Яковлевна работала там же кастеляншей, затем заведующей складом, а последние годы перед уходом на заслуженный отдых трудилась в Доме быта. Андрей Лукич долгие годы работал на ГМЗ аппаратчиком, бригадиром аппаратчиков, а уже будучи пенсионером, охранял заводскую базу отдыха «Чайка». Он и теперь пользуется заслуженным авторитетом и уважением среди заводчан.

Лукич (его так часто называют) очень интересный рассказчик, своими рассказами он просто завораживает слушателей. Часто встречается со школьниками и молодежью, которые, затаив дыхание, слушают воспоминания ветерана о его фронтовой судьбе и подвигах боевых друзей. А иногда берет ручку, и оживают на бумаге ожесточенные баталии той кровопролитной и страшной войны. Предлагаю читателям в сокращенном варианте его рассказ-быль.

Петр ЖЕЖЕР.

 

Экипаж машины боевой

(рассказ ветерана Великой Отечественной войны)

С помощью артиллерии, а порой и без нее, танки сокрушали оборону противника, прокладывая дорогу для наступающих частей.

Все об этом знают. Но знают, правда, только из документальных или художественных фильмов, книг, уроков истории. И только настоящие танкисты знают об этом не понаслышке.

Судьба танка зависит от человека, а точнее – от экипажа. Жизнь и деятельность его определена уставом и командами свыше.

Все это верно и обязательно. Но, пожалуй, не все знают, что существует еще неписанный закон. Он никого ни к чему не обязывает, ничего не требует, а держится на внутреннем сознании и совести каждого перед собой и товарищами. В нем заключена внутренняя жизнь экипажа, готовность прийти на помощь в любую минуту: на отдыхе, в походе или под огнем противника, если надо, жертвуя собой. Но, умирая, каждый знал, что его совесть как воина чиста - перед собой, товарищем, Родиной. Все это дисциплинировало, сплочало и являлось движущей силой экипажа.

Наш рассказ был бы неполным, если бы нам представилась возможность познакомиться с экипажем лейтенанта Аброскина. И мы это сделаем.

Лейтенант Аброскин – командир танка, он же командир танкового взвода 47 отдельного гвардейского тяжелого танкового полка. Выше среднего роста, худощавый, подвижен. Его энергичная фигура, даже находясь в танке, была постоянно в движении. Когда она замирала, по ней легко было догадаться, что командир видит в перекрестии прицела.

Его команды по ТПУ (танковое переговорное устройство) были немногословны и конкретны. Говорил всегда сдержанно.

Ермаков – заряжающий. Это противоположность Аброскину. Среднего роста, ладно сложен. Русский крепыш. В любую минуту готов померяться здоровьем с медведем. Если Аброскин командир полка, то Ермаков – душа экипажа. Его советы и мнение были полезны, и к ним прислушивались.

Елисейкин – механик танка. От природы вежлив, мягок в общении. С любовью и знанием относился к машине, и она отвечала ему тем же. В его руках была послушна, как любящий ребенок слушает свою мать. Механик и радист, как бы дополняли первых двух. Это и есть экипаж.

1-й Украинский фронт, Украина, село Сосновка, декабрь 1943 года. Согласно приказу командования танкового полка лейтенант Аброскин со своим танковым взводом в установленное время по указанному маршруту с определенной задачей направился в разведку. Он довел приказ до состава экипажа, взвода. Аброскин отдал последнее распоряжение. А вот и последняя команда: «По машинам!». Заревели двигатели и танки, плавно набирая скорость, двинулись, оставив позади Сосновку, в направлении села Вильшанка. Ближайшая задача – определить наличие противника в селе и его огневые средства. Ох! Эта украинская зима, с ее бездорожьем и распутицей. Танки утопали в грязи почти на полный клиренс. А от стужи кровь стынет. Эта броневая коробка неотапливаемая, а в ней проводишь день и ночь. Мощные двигатели нервно работают. Танки, ведомые экипажем, уверенно идут к цели. Танкисты на своих местах готовы ко всему. Все ближе подходим к селу. Разведчики напряженно осматривают все, что только можно. Противника нигде не замечено. Не только немцев, но и местного населения не видно. Даже собаки, кажется, спрятались, если они там были вообще. Ни лая собак, ни полета птиц. Как говорят, «гробовая тишина».

Что это, обман? Уловка противника? Все передавалось по радиосвязи в штаб. Связь была постоянна. Переехали через село. То же самое. При выезде из села, у самой дороги - водоем. А дорога проходила у самого его откоса. С дороги под откос сошел немецкий бронетранспортер. Отступая, они его там и бросили. Танки остановились. Аброскин пошел к бронетранспортеру, чтобы осмотреть его лично. Там были одеяла. Он взял четыре и подал в танк: «Возьмите. Ночь впереди. Пригодятся».

Все были спокойны, как бы делая свое обычное дело. Да, этому экипажу не привыкать в боях. Но в разведке участвуют впервые. Никто не думал, что через несколько минут в танке будет жарко, даже очень. Рассредоточившись, танки на малой скорости пошли вперед от водоема по направлению дороги, на высоту.

Аброскин по ТПУ сообщил радисту: «Слева между скирд танки противника». Для разведки это было как нельзя лучше. Наши танки еще не поднялись на высоту, находились как бы в укрытии. Немцы могли видеть лишь башни наших танков. В то время, как немецкие стояли на открытой местности. Теперь Аброскин знал, где находятся танки противника и сколько их. С помощью радиосвязи это знали и в штабе командования.

Но никто из экипажей танкового взвода не заметил закопанную и тщательно замаскированную противотанковую пушку, справа по направлению нашего движения. Она прикрывала дорогу, по которой мы двигались. Лейтенант Аброскин развернул пушку влево. Сделал выстрел по немецким танкам. Но в то время снаряд, посланный немцами, пролетел над машиной лейтенанта Аброскина. Танк вздрогнул. Ермаков толкнул ногой в спину механика Елисейкина и скомандовал: «Сдай танк назад».

Танк пошел назад, и в это время в него попал второй снаряд немецкой пушки. Удар. Танк вспыхнул. Радист крикнул механику: «Ванюша, горим!». Но передатчик продолжал еще работать. Ларингофоны плотно прижаты к голосовым связкам. Этот крик услышали у приемника штаба командования! «Прощай, Аброскин, ты сделал все, что мог». А радисты штаба подумали: «Прощай, коллега, твой голос никогда больше не прозвучит в эфире». Связь прервалась.

Не знаю, какое ощущение, когда шаровая молния врывается в дом, но знаю абсолютно точно, какой чудовищной силы удар вражеского снаряда, проламывающего толщу брони танка, подобно молнии, ослепительным светом озарил танк. Вот это гром! Вот это молния!

Немецкая пушка успела поджечь второй танк. Пылают, охваченые пламенем, два танка. Третий успел отойти. Со второго горящего танка механик и радист выскочили невредимыми и помогли выбраться командиру и заряжающему, у которых были обожжены ноги.

Жестоко судьба расправилась с разведчиками. Но лейтенантом Аброскиным судьба распоряжалась по-своему. Его экипаж вышел из горящего танка цел и невредим. Отбежали к стоящему в стороне сараю. Механик и радист говорят командиру: «У нас остались некоторые вещи прямо у люка танка. Подбежим, схватим и назад». Аброскин: «Не смейте, пристрелю». Никто не принял угроз командира всерьез, но и не двинулся с места. В это время одновременно сдетонировала боеукладка горящего танка Аброскина. Бортовые, лобовой, кормовой листы брони полетели в разные стороны, как фанера. Брошенные взрывной волной опорные катки покатили по полю, обгоняя друг друга, словно соревнуясь в скорости. Башня танка взвилась над землей, накренилась пушкой вниз и застряла в грунте. Аброскин передал последнее донесение в штаб через радиста уцелевшего танка. Поэтому автор этих строк не знает, что передал командир, и какие указания получил. «Ночуем здесь, в селе Вильшанка», - сообщил экипажам лейтенант Аброскин. Это было несколько странно. Ночевать с одним танком, находясь между нашими и немцами. Но приказ есть приказ. Начали подходить пехотные подразделения и занимать оборону.

Аброскин с экипажем зашли в украинскую хату. Русская печь хорошо натоплена. В комнатах тепло. Какая благодать! Хозяев не было. Об ужине никто не думал. Продукты сгорели в танке. Только бы отдохнуть в тепле до утра. Но этим желаниям не суждено было сбыться. После полуночи немцы начали наступление на село Вильшанка. Тревога! В танке были автоматы и достаточно боеприпасов. Завязалась схватка между наступающими на село Вильшанка немцами и его защитниками – пехотинцами и танкистами.

В эту ночь на небосводе не было видно ни луны, ни звезд. Словно темным покрывалом ночь окутала село. Такое неповторимое зрелище! Не нахожу слов, чтобы его описать.

Самая современная фото- или киноаппаратура бессильна воспроизвести то, что творилось над селом Вильшанка. Нет, нет кино - это одно, действительность была другой. Человеку свойственно любоваться пусть даже единственным, скатившимся по небосклону светилом.

Здесь же, во мраке ночи, как будто все небесные светила опустились над селом Вильшанка и пролетели с сумасшедшей скоростью в самых разных направлениях и на разной высоте.

А светилами были трассирующие немецкие пули, прочерчивающие в пространстве огненные линии, сопровождаемые свистом собственного полета в сочетании с грохотом взрывов немецких танков и огненными вспышками взрывов снарядов.

Немцы видели, что русские заняли село всего лишь тремя танками, из которых два уже потеряли. А подошедшие пехотные подразделения настолько малочисленны, что с ними ничего не составляло безнаказанно разделаться. Соблазн велик. Не устоять перед ним. Немецкое командование направило на село пехотные подразделения, сопровождаемые теми самыми танками, о которых Аброскин докладывал командованию. Немцы обрушили на защитников свинцовую лавину, наши ответили тем же. Дым усилил темноту ночи. Трудно было разобрать что-либо. Стреляли не по видимой цели, а просто по направлению и вспышкам в темноту, выжимая из своего орудия все, на что оно было способно. Ибо оно могло защитить и спасти жизнь. Смешалось все: свист пуль, выстрелы, взрывы, потрясающие землю, стоны, мольбы о помощи. Вот это зрелище! Но и врагу не пожелаешь полюбоваться им.

А что же жители этого села? Мать оставила тепло натопленную хату, спустилась с детками в холодный, сырой с ветхим перекрытием погреб, присела на чем пришлось. Прижала младенца к груди, остальные дети прижались к ней. Она молила об одном: «Выдержи, перекрытие. Не погреби в этой яме моих деток заживо». Участь остальных жителей была такой же.

Справедливости ради скажу, наше положение было тяжелое, если не полностью безнадежное. Благо, имелась связь, в командовании знали, что происходит в Вильшанке. Воспользовавшись создавшимся положением, к селу подошел наш 47 отдельный гвардейский танковый тяжелый полк прорыва. Какой он совершил маневр, какой нанес удар, допишут историки, располагая архивными данными. Я же воспользовался лишь тем, что сохранила память 70-летней давности. Поэтому заранее приношу извинения, если допустил неточность в рассказе.

Наши части, развивая успех наступления, пошли вперед, преследуя противника. Вильшанка свободна. Ее жители могли заниматься своим обычным делом. А утром подошли тылы нашего полка. Теперь мы имели возможность подкрепиться. Заходит в комнату хозяин дома, в котором мы завтракали, и говорит: «Два танка наших сгорели. Один стоит, от другого листы брони разбросаны. Колеса по полю валяются. Башня пушкой в землю торчит. Чем его так угораздило? Хотел от танкистов этого танка хоть клочок одежды найти. Ничего не нашел. Вот только с ниши бака вытащил блокнот». А.Ермаков ему в ответ: «Это мой блокнот». Взял его в руки, поцеловал, положил в карман. Там, наверное, было записано, что было мило сердцу его, и добавил: «А танкисты этого танка – мы».

Хозяин от удивления вошел в какое-то оцепенение. Смотрел на нас изумленными глазами, как на пришельцев с другого мира.

Один человек из этого экипажа точно дошел до конца войны. Ему еще пришлось гореть в другом танке, в другой обстановке и с другим экипажем. Спустя 70 год пишет он эти строки.

Лейтенанта Аброскина нет в живых. Судьбу Ермакова и Елисейкина не знаю.

Андрей Лукич ХАРЧЕНКО, участник боевых действий Великой Отечественной войны.

Р.S. Как вы догадались, четвертым членом экипажа был он, радист Андрей Лукич Харченко.

 

От Пятихаток до Японии

Тяжелые ранения, горечь отступлений, душевная боль от потери боевых товарищей, гордость за сбитые меткими артиллеристскими выстрелами вражеские самолеты, ликование от известия про завершение войны… Все эти эмоции довелось пережить Петру Кирилловичу ЕВТУШЕНКО, участнику боевых действий Великой Отечественной войны, ветерану ГМЗ и преданному постоянному читателю «Трудовой славы». Даже сейчас, вспоминая события 70-летней давности, он будто бы проживает их снова.

Родился в степи

Петр Кириллович награжден орденами Отечественной войны 1 степени, Красной Звезды, «За мужество» и другими боевыми наградами. В июле ему исполняется 90 лет. Впрочем, об этом говорят данные его паспорта. А вот сам ветеран из рассказов матери знает, что он на год старше. Родился в селе Комиссаровка Пятихатского района прямо в степи (!) – отец в тот день косил, а мать вязала снопы. «Было это на Петра и Павла, 12 июля 1922 года, - рассказывает Петр Кириллович. – Но тогда наша семья жила бедно, впроголодь. Крестили меня только через год. В свое время мои документы были утеряны, и матери пришлось их оформлять заново. Ей сказали, что смогут выписать метрическое свидетельство на основании данных церкви, в которой меня крестили. В итоге, когда поп дал справку, что меня крестили 12 июля 1923 года, дату рождения в метрике мне указали 1 июля 1923 года».

Кроме Петра в семье было четверо братьев и две сестры. После смерти отца 13-летнему пареньку пришлось взять на себя роль добытчика и опоры для матери в воспитании младших детей. После окончания 8-летки он пошел работать – сначала электриком, потом почтальоном. Когда производился набор работников на военный завод №55 в г.Павлоград, Петр попросился записать туда и его.

На военном заводе

«Там мы красили снаряды и упаковывали в ящики, а их потом отправляли на фронт, - вспоминает П.Евтушенко. – Работал я там до августа 1941 года, пока завод не разбомбили немецкие самолеты. Тогда ужас, что творилось! Вагонов сто со снарядами взорвалось! Люди разбегались, кто куда! В тот же период после ожесточенных боев был сдан город Пятихатки. Началась эвакуация жителей в Краснодарский край. Отправился туда и я, так как думал, что там мои родные. Хотел их разыскать, но безуспешно: двое суток простоял в очереди, чтобы получить справку, но данных не было. 15 сентября 1941 года меня призвали в армию. Месяц новобранцы шли до станции Котельниково (передвигались пешком, а не на транспорте, чтобы меньше быть подверженными воздушным атакам). Направили меня учиться в школу младших командиров, присвоили звание младшего сержанта. Дали пулемет Дегтярева, патроны, посадили в машину с другими солдатами и отвезли под Ростов, к селу Чалтырь, где уже шли бои. Там люди копали противотанковый ров длиной километра два, а мы должны были их охранять. Были у нас в арсенале пушки, пулеметы разного сорта, винтовки. Была задача: увидев приближающийся самолет, стрелять по нему. Стреляло несколько человек, но я точно помню, как именно мои трассирующие пули попали в самолет, и он пошел вниз! Подошел ко мне капитан, похлопал по плечу: «Молодец! Стреляешь ты хорошо!». А через две недели меня поздравили с присвоением звания сержанта и направили в школу офицеров. После полутора месяцев учебы нас забрали в маршевую роту (от ред.: временно сформированное подразделение, направлявшееся маршем, в ходе военных действий на фронт для пополнения (доукомплектования) частей и соединений действующей армии). Я попал в артиллерию, стал заряжающим. Служил тогда в составе 904-го артполка 4-й батареи 6-й армии. Мы зяряжали 76-миллиметровые пушки (такая стоит на входе в желтоводский музей). 23 февраля 1942 года под Харьковом началось большое наступление. Мы погнали немцев почти до Павлограда. Но враг сделал серьезное сопротивление. Мы остановились. Так я оказался снова неподалеку от родных мест».

Два ранения

В мае Петр Евтушенко оказался в окружении вместе с другими бойцами Юго-Западного фронта. Окружение удалось прорвать, нашим войскам пришлось отступать. Погибло под бомбежками много людей, была брошена техника, ели мясо лошадей, у бойцов завелись вши… Об этом отступлении Петр Кириллович вспоминает с горечью, но что ж поделаешь: и такие моменты были в истории… Бойцы переправились через реку Северский Донец и воссоединились с нашими войсками. Но тут ждал сюрприз: общение с сотрудниками спецотдела, которые с пристрастием расспрашивали каждого, изучали всю биографию, интересовались: «А может вы связывались с немцами? Может, они вас специально через реку сюда переправили?». Надо заметить, Евтушенко после этой переправы оказался без документов, из одежды – одни кальсоны. Попробуй – докажи, кто ты такой. Спасло то, что он сообщил об учебе: связались со школой офицеров, сверили данные… И успокоились. Поверили. На тот момент Петр Кириллович уже получил ранение – серьезно повредил ключицу, рука не работала, потому был направлен в запасной полк. Там наш воин времени даром не терял: стал обучать молодых бойцов, ведь многие из них получили ранения, толком не успев освоить военное оружие. Учил обращаться с винтовкой, пулеметом…

Когда здоровье поправилось – снова в бой, в составе 43-й армии! Участвовал в обороне Сталинграда, тогда войска противостояли девизии Гофмана. Освобождал Харьков в августе 1943-го.

Позже направилась часть Петра Евтушенко в сторону Днепропетровска. Была поставлена задача - готовить лжепереправу, чтобы отвлечь внимание немцев от того места, где действительно будут переправляться через реку советские войска. План сработал – враг начал отступать! А наш герой со своими боевыми побратимами вскоре снова оказался в родных местах: на Криворожье.

Хорошо помнит бои под селом Недайвода. Там, в декабре 1943 года, получил тяжелое ранение в ногу разрывной пулей (перебило берцовую кость), которое до сих пор дает о себе знать. С гипсом на ноге уже не повоюешь – пришлось лечиться. В специальном эшелоне был направлен в Верховцево. Здесь Петра разыскала мать, нашла возможность приехать к нему из Пятихаток. Оказывается, ни в какую эвакуацию его родные не поехали – все это время оставались на родине! Ранение бойца было настолько тяжелым, что его с другими ранеными отправили в Казань, но в Пензенской области сняли с поезда – состояние обострилось, началась экзема, в местном госпитале пришлось снимать гипс, проводить повторную обработку и лечение, которое длилось месяцы. И вот – запасной артиллерийский полк.

Румыния, Венгрия, Австрия, Чехословакия…

Приезжали «покупатели», которые набирали окрепших после ранений бойцов на фронт, но из-за экземы на ноге Петра Кирилловича брать не хотели. Стал проситься сам: мол, чего это я буду в запасе отсиживаться. Уговорил! Так попал в Карело-Финскую ССР, в 870-й полк, 4-ю батарею. Стал наводчиком. Шел 1944 год. «Повоевали мы там неплохо, из своей пушки я выпустил 100 снарядов! – с гордостью говорит П.Евтушенко. - Потом нас перевезли в Румынию, для участия в Яссо-Кишиневской операции (от ред.: одна из самых удачных советских операций во время Великой Отечественной войны, входит в число так называемых «десяти сталинских ударов»). После окончания операции мы ехали целый день, и все это время видели вереницу пленных немцев! Потом была Венгрия, где под озером Балатон я подбил три танка за три минуты (был тогда командиром орудия)».

Дальше Австрия и Чехословакия, где и встретил наш герой известие о Победе! Об этом старый ветеран не может вспоминать без слез: «Мы хватали друг друга, целовали, стреляли, кидали гранаты…». На этом, казалось бы, должна быть поставлена точка в нашем рассказе. Но есть еще и «P.S.»: довелось нашему солдату повоевать и с Японией. Бил «тигров» из 100-миллиметровой пушки (ее снаряд летел на 22 км). Видел японских смертников-камикадзе. Наконец – разгром Японии, 2 сентября 1945 года вторая мировая война закончилась.

Демобилизовался только в 1947 году, вернулся на Родину, узнал, что все родные живы! Немного поработал в Зеленом Яру бухгалтером, весовщиком, окончил школу финансово-банковских работников в Днепропетровске. В 1954 году семья переехала в Желтые Воды, где крепко связал свою трудовую биографию наш ветеран с ВостГОКом. Работал в разных подразделениях, в том числе в течение 20 лет трудился на ГМЗ, занимался ремонтом аппаратного оборудования.

Женился Петр Кириллович на своей односельчанке Марии Иосифовне, вместе с которой и дружно живут до сих пор, воспитали сына, дочь, есть внуки и правнуки, которые по праву гордятся своим героем!

Елена КУБАРЕВА,

фото Михаила СТЕПАНЯНА.

Розділ: